[doomstadt]

 MadMoro написала мне в подарок замечательный фанфик! Надеюсь, сообщникам он тоже будет интересен.

О Рождестве и о Думе

Дум не любил Рождество. Праздничная суматоха, веселые толпы на улицах, ужасные украшения, раздражающее пение... Еще Дум не любил зиму. Слишком уж много неприятного было связанно у него с этим временем года. И будь на то его воля, монарх давно бы избавился он трех месяцев в календаре. Но к печали своей Виктор не мог представить Латверию без зимних снегов, без высоких стройных елей качающихся ночью в метель... только это и спасало зиму от опалы и дальнейшего уничтожения как класса.
Но нелюбовь к зиме была лишь малой частью его огромной почти непомерной нелюбви к Рождеству.
Дум не любил подарки. Вернее получать он их любил, а вот дарить... Выбор дара представлялся ему мучительной пыткой. Ему гораздо проще было придумать и создать смертоносную машину, которая обрушила бы ужасную кару на его врага, чем поразмыслив несколько часов остановить свой выбор на небольшой, но приятной безделушке для друга или боевого товарища.
Больше подарков, Дум не любил поздравительные открытки. Эти нелепые раздражающие цветные картонки с глупыми и бесполезными пожеланиями внутри. Бессмысленное расточительство бумаги и краски. Виктор отлично помнил, как бесили они его в студенческие годы. Как все пять лет обучения (исключая шестой год, в начале которого его отчислили за неудачный эксперимент), он каждое Рождество обнаруживал у себя на столе небольшую карточку с пожеланиями счастья и научных открытий. Логично было предположить, что все эти карточки были разодраны в мелкие клочки, затем сожжены, а их прах повторно сожжен и после распылен на атомы.
В общем, Дум имел полное право не любить Рождество и все с ним связанное.
Соответственно своему правителю Рождество должны были не любить и жители Латверии, для которых самым желанным и долгожданным праздником всегда должен быть День Дума. Но латверцы, по натуре своей люди простые и помнящие еще как жилось при старой власти, в канун праздника привычно отправлялись в лес Дума рубить елки. Большинство охотников до деревьев отлавливалось думботами и незадачливые дровосеки встречали Рождество в казематах. Остальные же, не пойманные на месте преступления, ловились позже при попытке избавиться от засохшего дерева и получали свое наказание в двойном объеме.
В этот год все должно было быть точно так же. 24 декабря - латверцы делают вид, что все как обычно, но некоторые уже примеряются к елкам в лесу. Виктор с самого утра чувствовал какой-то подвох. На всякий случай он выставил в лесу дополнительную охрану. Собственно не то чтобы он был против вырубки еловых, тем более, если это происходит раз в году и рубят крестьяне только подлесок. Просто это стало уже делом принципа. Искоренять старый режим - так искоренять вместе со старыми порядками.
Но ловля наглых лесорубов не успокоила подозрений фон Дума. Он, можно сказать, чуял седалищным нервом нависшую над собой угрозу, но не мог определить, с какой стороны эта угроза на него обрушится.
Ровно до обеда Дум перебирал в уме варианты возможных неприятностей, но все, что ему удалось учесть, было уже давно учтено и внесено в систему безопасности. После обеда, получив донесения о новых браконьерах, Дум вновь предался размышлениям на так и не решенную тему. И чем дольше он над ней думал, тем страннее все выходило. Виктор вообще не привык думать над чем-то дольше двух часов. Даже самые заковыристые формулы сдавались спустя 120 минут мозгового штурма, а тут...
Все решилось вечером, когда на пересменке думботов, один вернулся в неуставном красном одеянии. Дум сначала удивился, но его удивление тут же сменилось гневом, когда нестандартный думбот заговорил голосом Рида Ричардса.
- Здравствуй, Виктор, - начал тот, но договорить не успел. Взвинченные за день нервы фон Дума сдали, и латверец запустил в робота заклинанием, из разряда оставляющих после применения на полу черные горелые пятна. Виктор облегченно выдохнул, но это был бы не Ричардс, если б все было так просто. В течение нескольких секунд из воздуха соткалась голограмма изображающая Рида.
- Я предполагал, что ты так поступишь, Вик, - продолжило изображение и усмехнулось, - поэтому я и разработал специальный метод передачи сообщений. Программируемые частицы! Ты только представь чего этим можно добиться! Хотя... я здесь не за этим. Если вкратце, то сжечь, распылись или выбросить это послание ты не можешь. Частицы способны к самовосстановлению и как ты уже, наверное, заметил объем памяти у них колоссальный.
Дум заскрипел зубами, голограмма же сделала пару шагов вправо, затем влево.
- Виктор, я немного удалился от темы. Ты ведь помнишь, какой сегодня день? И кстати, эта проекция интерактивная, так что можешь смело отвечать, - голографический Ричардс улыбнулся в ожидании ответа на заданный вопрос. Дум молчал и лишь буравил злым взглядом мерцающее изображение. - Хорошо, раз ты не хочешь отвечать, отвечу я. Сегодня Сочельник, Вик. Поэтому я здесь. Знаешь, Сью не одобряет этой моей затеи, говорит, что это самое глупое, что я придумал за всю свою карьеру ученого...
- ...глупее твоего проекта на первом курсе ничего не существует... - пробурчал латверец, складывая руки на груди.
- Это уж точно... Вик! Да ты как-никак решил включиться в беседу! - на лице Рида отразилась неподдельная радость.
- Не особо радуйся, Ричардс. Потому как это ненадолго.
- В общем, Вик, идею подала мне Валерия, ты же знаешь, как она любит своего крестного... - на этих словах Дум усмехнулся, но его усмешка была превосходно скрыта маской, - а ей очень хотелось поздравить тебя с Рождеством, не прибегая при этом к многочасовым поездкам заграницу и...
В этот момент произошло странное, голограмма Ричардса пошла рябью и существенно уменьшилась в размерах приобретая черты Валерии.
- Привет, дядя Дум, - произнесла девочка и даже помахала рукой, - я немного вмешалась в папину программу, но честно тебе скажу - там не было ничего интересного. Он еще полчаса нес какую-то чушь... Поэтому я сама решила тебя поздравить.
Голограмма подбежала к Думу и, привстав на носочки, чмокнула латверца в маску.
- С Рождеством тебя, дядя Вик, - улыбнулась Валерия, - и давай хоть раз одолей папу. А то он скоро зазнается. Пока-пока!
Голограмма снова помахала рукой, и программируемые частицы в скором времени самоуничтожились.
Виктор остался сидеть на своем троне и благостная усмешка прочно прилипла к его лицу. Кажется, он впервые не любил Рождество чуть меньше обыкновенного.